Балашов про Ход

"Самого нашего предводителя Маслова я знал давно, хотя и встречались мы редко. Сперва заочно, когда в «Севере» проходил его роман, «остановленный» в Мурманске. Маслов тогда только что слез, как кажется, с атомного ледокола, на коем проплавал двадцать с чем-то лет (опять же, если не путаю), сделал два переливания крови, но был полон сил и той энергии действования, которую Лев Гумилев окрестил пассионарностью. Он устраивал музей крестьянской истории в родимом мезенском селе, еще что-то устраивал, руководил писательской организацией, а меж тем росли сыновья, подрастала дочь, Саша. Сак он плотнел. толстел, все более приобретал вид этакого славянского патриарха, в недавнем прошлом и бороду уже отрастил - абсолютно необходимую со всех точек зрения.

Редко встречаясь с Виталием Семенычем, я не усмотрел, когда и как именно он пришел к идее славянского единства.

Вообще-то идея эта носится в воздухе уже не первое столетие. В XIX веке она воплотилась в зримые формы, причем любопытно, что как в правительственных, так и в революционных кругах (Бакунин), так и в кругах славянофильской интеллигенции. Был государственный университет, готовивший гуманитарные кадры для славянских стран. Не забудем, что тогда позднейшие Чехословакия и Югославия входили еще в состав Австро-Венгерской империи, и без опоры на Россию бороться против онемечивания и потери языка тем же чехам было бы очень трудно. С другой стороны, идею общеславянской федерации выдвигали славянофилы, что далеко не всегда приветствовалось «сверху». Напомним, что в годы реакции славянофилов боялись едва ли не более, чем революционеров-западников. Последние казались нашему офранцуженному обществу как-то приличнее и ближе, пока не начались теракты и подлинная охота народовольцев за царем.

В наше время, когда все вообще славяне, а православные в особицу, объявлены персоной поп grata и, по теории «золотого миллиарда», подлежат уничтожению (во- вторых. подлежат уничтожению согласно идее создания мусульманской сверхимперии, а в-третьих, должны быть уничтожены растущим Китаем), идея славянского единства, по крайности как форма самоспасения, должна бы воскреснуть - не зря же нас всех так усиленно ссорят и натравливают друг на друга! Но большая разница - вздыхать по этому поводу или что-то делать, «совершать поступки». Виталий Маслов из тех, кто делает, кто совершает конкретные действия, воплощая идею в жизнь.

Он начал организацию славянских комитетов в Мурманской области, начал движение по национальному возрождению в школах, умудрился приволочь в Мурманск из Болгарии бронзовый памятник Кириллу и Мефолию. водрузив его на площади перед библиотекой. Он же первым организовал дни славянской письменности, пошедшие потом, с Мурманска начиная, по всем городам страны и вот теперь, придравшись к 120-летию освобождения Болгарии русскими войсками и трехсотлетию, никак, создания русского флота (первые морские офицеры наши, семнадцать человек, учились как раз в том маленьком городке Перасте на берегу Адриатики, куда мы и добрались наконец, опустив в теплые адриатические воды венок, везомый из самого Мурманска, от северного рубежа России до южного, юго-западного, края православных славянских земель).

К делу были привлечены власти Мурманской области, флот, бизнесмены. Церковь. Планировался даже приезд в Сербию адмирала и ректора морской академии. Дмитрий Ермолаев летом трижды побывал в Болгарии и Сербии, попутно выучивши сербский язык. «Как успел?» - спрашиваю я. «Я люблю сербов!» - достаточно исчерпывающий ответ!

Да, любовь - основа всякого творческого деяния, как ненависть - основа разрушения. В любом деле любовь к нему - начало всему, и поневоле вспоминаешь глубокую истину Христовых - всего двух! - заповедей, данных им человечеству: «Возлюби Господа своего паче себя», то есть будь готов отдать жизнь, ежели так ляжет судьба, за свои идеалы, и - « Возлюби ближнего как самого себя» (тут надо не забывать, что именно «ближнего», а не дальнего, не всех вообще, и что самого себя нормальный человек любит требовательной, взыскующей любовью, подчас выжимая из себя столько, сколько никакое внешнее принуждение выжать бы не могло). Очки придают Дмитрию несколько малохольный, «книжный» вид. Второй Дмитрий Коржов, чьи корреспонденции о Ходе сейчас уже готовятся к печати в Мурманске, выглядит мужественнее, хотя, по сути, мужества не занимать ни тому, ни другому. Я любуюсь ими, ловлю себя на том, что как-то не знал, не ведал, что в якобы «потерянном поколении» растут и уже входят в жизнь - оперились уже! - такие вот мальчики, что смена у нас есть, что она подрастает, что мы отнюдь не последние (а в семьдесят лет задумываться о смене приходится каждому!). Душа отмякает: нет, не погибла Россия! И уже нет того горького собачьего отчаянья, что накатывало некогда, в 1960-х, когда я в одиночку бросался на защиту памятников старины и когда в собранном наконец комитете были одни старики-пенсионеры - часто именитые, славные званиями и делами, но - старики! Нет, растут молодые, появились уже! Борются, пишут, творят, и дай им Бог не забуреть, достигнув высот и званий, дай сохранить жар и волю к деянию, и молодость, и чувство дружбы, и ту неизбывную любовь к родине, которая двигает всеми нами в этом простом и часто смешном с виду, а на деле совсем не смешном автобусном путешествии через континент, к «последнему морю», куда дошла и где остановилась некогда волна славян-поселенцев, тоже завороженных, как и мы, голубыми волнами Адриатики, «бешеной Адриатики» словам Горация. И как радостно было, когда мы в сумерках входили в ворота монастыря, расположенного на обрыве, над морем, как весело было ощущать этот поток бешеного ветра, рушащегося с гор, от которого недвижные кипарисы мотались, как тряпки на ветру, а внутри келий, где мы разместились, стоял гул, и во все малейшие щели окон врывалось грозное дыхание ветра, и так всю ночь, а на заре - внизу открылась синяя в барашках вода и безмерный, уходящий за окоем, простор... Но я опять отвлекся.

Та самая идея славянского единства, которую Маслов, со свойственным ему упорством, начал воплощать в жизнь, по сути, уже в пору организации праздников славянской письменности, с необходимостью включает три пункта или три ступени своего воплощения:

а) духовное единство славянских народов (знание друг о друге, обмен культурными ценностями и т.д.),

б) экономическая взаимопомощь славянских государств (в идеале - организация общего экономического пространства). Тут Маслов тоже сумел добиться многого. Во всяком случае, ему удалось настолько заинтересовать своей идеей руководство области, что наряду с Ходом в Приднестровье и Болгарии побывал вице-губернатор Мурманской области Василий Владимирович Калайда, заключивший ряд деловых соглашений с местными предприятиями,

в) третьим, заключительным, пунктом «славянского единства» должен был бы явиться союз православных государств. Политическая организация, предусматривающая всестороннюю взаимопомощь православных, совершенно необходимую в наши грозные дни, дабы достичь перед лицом объединенной Европы и восстающей мусульманской экспансии хоть какого-то равновесия в мире.

- Союза православных государств создать не удалось! - высказал Маслов нашему общему другу Борису Романову по возвращении.

Не ведаю! Наверно, так и надо ставить перед собой фантастические задачи, дабы добиться возможного? Разумеется, одною поездкою, да и без опоры на правительственные круги подобная задача заранее была невыполнима. Это в свете холодного разума. Но действовал ли русский человек хоть когда пе разуму, «при тусклом свете бледного ума»? Да никогда в жизни! В этом наша и сила, и слабость, и, ежели хотите, наш исторический крест.

Во всяком случае, идея Славянского хода все более обрастала плотью, рождала сочувствие, внимание, наконец, и помощь во всех звеньях областного руководства... Или уж, верно, «назрело» и «сдвинулось»? Так вот и автобус достали-выпросили, и водители нашлись, рискнувшие отправиться в этот поход за две с половиною тысячи километров. Месяц готовили машину, проверяя каждый болт, да и было к чему! Когда спускались ночью с Черногорья, снегу на высоте было на метр, под снегом лед и, к счастью великому, баллон переднего колеса лопнул, когда уже мы спустились вниз и въехали в город. За рулем сидел Володя, и местные жители сказали потом, что мы безумцы, что ночью через перевал не ездит никто, а и днем машины идут в сопровождении тягачей. Я, к великому сожалению своему, весь спуск просто проспал, а Митя Ермолаев сидел на переднем сиденье, видел все и потом говорил, что было страшно нешуточно, когда тяжелая машина скользила над километровой пропастью, выделывая немыслимые кульбиты на краю жизни и смерти. Внизу (уже внизу!) от наших тормозных колодок шел дым и пахло гарью, а Володя на похвалы по-русски отвечал лишь легкою молчаливой улыбкой. Это частое у нас - спрашиваешь, порой - «Как смогли? Как справились?». И ответят: «Молча!» И улыбнутся. Так же вот и в этих случаях, когда «молча» - даже и без мата - обходятся, ибо уже, кажется, свыше сил. Так и минувшую войну выиграли. Проигранную поначалу... Быть может, и теперь выберемся, так же вот, «молча»? Дай-то Бог!"

А-а-а! Какой текст! Даже странно, что это - про нас. Дмитрий Михайлович Балашов (на снимке, который открывает пост, он к нас спиной, в черной боярке и в бекеше), повесть "Любовь". Вот ещё отрывочек - специально под снимок, сделанный, кстати, на Косовом поле:

"...Мы тоже стали со своим Самарским знаменем, повторением Самарского знамени, под которым наши в 1878 году освобождали Болгарию от турок. Знамя вышивали школьницы Дины Николаевны. Моряки Северного флота доставали золотей позумент. И когда наши «мальчики». два Дмитрия, выносят и развертывают знамя, получается очень торжественно, и мы уже, под знаме- нем-то, не какая-то кучка интеллигентов, вполне необязательная в большой толпе, а организованная сила, со своим лицом. Как по-новому зазвучали все старые и, казалось, позабытые истины в этом нашем походе! Вот хотя бы эта - значение знамени! Со знаменем мы уже не просто так, а вот именно Славянский ход..."